Большая коллекция рефератов

No Image
No Image

Реклама

Счетчики

Опросы

Оцените наш сайт?

No Image

Лингвистическая деятельность Женевской социологической школы

Лингвистическая деятельность Женевской социологической школы

Оглавление


Введение

Глава 1. Деятельность Ш. Балли в рамках Женевской школы

1.1 Теоретические взгляды Ш. Балли

1.2 Новаторство в исследованиях Ш Балли: изучение предложения, актуализация и понятие слова

Глава 2. Представители Женевской школы

2.1 Работы и исследования А. Сеше

2.2 Лингвистические воззрения С.О. Карцевского

Заключение

Список использованной литературы


Введение

Актуальность. Исследование посвящено изучению основных идей Женевской социологической школы, одного из ведущих направлений языкознания XX века, оказавшему значительное влияние на развитие науки о языке и не утратившему свою значимость.

Задача истории науки состоит в том, чтобы восстановить и сохранить преемственность научных идей и положений, воздать должное предшественникам, установить научные приоритеты и, главное, обосновать с позиций современной науки актуальность и перспективность выдвигавшихся идей и положений. Исторический подход к научному знанию свидетельствует о непрерывности его развития: каждое данное состояние в развитии научных знаний представляет собой фазу поступательного движения. Нельзя не согласиться с основоположником методологии исследований истории науки В.И.Вернадским в том, что «Каждое поколение научных исследователей ищет и находит в истории отражение научных теорий своего времени. Двигаясь вперед, наука не только создает новое, но неизбежно переоценивает старое, пережитое».

Обращение к истории науки свидетельствует о ее зрелости, усложнении решаемых ею задач, требующих систематизации и осмысления накопленных знаний, закономерностей их получения.

В первой половине XX в. одним из наиболее влиятельных направлений структурализма была Женевская школа, лидерами которой являлись ближайшие коллеги Ф. де Соссюра по Женевскому университету, издатели и фактические соавторы его книги Шарль Балли и Альбер Сеше. Включив в посмертное издание труда Ф. де Соссюра ряд своих мыслей, они скромно ушли в тень, не претендуя на роль членов авторского коллектива знаменитой книги. Однако и их собственные работы, подписанные их именами, представляли собой значительный вклад в науку. Развивая идеи Ф. де Соссюра, они вовсе не были лишь их интерпретаторами; по многим вопросам они предложили новые, оригинальные концепции.

Основные вопросы, разработкой которых занимались почти все представители Женевской школы: проблема языкового знака в связи с положениями Соссюра о роли тождеств и различий в системе языка; проблема языка и речи, виртуального и актуального в речевой деятельности; проблемы индивидуальной стилистики; вопросы соотношения психологии, логики и языкознания. Женевская школа имеет свой непериодический орган - «Cahiers F. de Saussure» («Тетради Ф. де Соссюра», с 1941).

Цель исследования – рассмотреть деятельность представителей Женевской социологической школы в лингвистике.

Задачи исследования:

1.     Изучить теоретические взгляды Ш. Балли.

2.     Проанализировать новаторские идеи в исследованиях Ш Балли: изучение предложения, актуализация и понятие слова.

3.     Рассмотреть работы и исследования А. Сеше.

4.     Обосновать особенности воззрения С.О. Карцевского.

Объект исследования – основополагающие характеристики истории языка и языковых школ. Предмет исследования - определение особенностей Женевской социологической школы в лингвистике.

Структура работы: работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Теоретической основой данной работы послужили работы таких авторов, как: Алпатов В.М., Кондрашов Н.А., Шулежкова С.Г. и других.



Глава 1. Деятельность Ш. Балли в рамках Женевской школы

 

1.1 Теоретические взгляды Ш. Балли


Наиболее известным из ученых Женевской школы был Шарль Балли (1865-1947), в 20-30-е гг. он имел популярность, сравнимую с популярностью Ф. де Соссюра. Основная его деятельность связана о Женевским университетом, где он долго работал вместе с Ф. де Соссюром и где к нему после смерти последнего перешло чтение курса общего языкознания. К моменту издания «Курса общей лингвистики» (1916) Ш. Балли уже был известным ученым, автором значительного труда «Французская стилистика» (1909). Позднее, в 1932 г., он выпустил самую известную свою книгу «Общая лингвистика и вопросы французского языка»; незадолго до смерти, в 1944 г., почти восьмидесятилетний ученый переиздал эту книгу, причем новое издание было значительно переработано по сравнению с первым. Оба наиболее важных труда Ш. Балли имеются в русском переводе: «Общая лингвистика и вопросы французского языка» (в переработанном варианте 1944 г.) опубликована в 1955 г., «Французская стилистика» - в 1961 г. Теоретическое введение к первой из книг включено в хрестоматию В. А. Звегинцева[1].

Книга «Общая лингвистика и вопросы французского языка» стала результатом многолетней работы ее автора по преподаванию французского языка немцам и немецкого языка французам (задача крайне актуальная для многоязычной Швейцарии). Труд Ш. Балли совмещает в себе исследование по общей лингвистике с работой, в которой выявляются специфические особенности французского языка (в том числе на основе его сопоставления с немецким).

Изложенная в книге теоретическая концепция, безусловно, тесно связана с концепцией Ф. де Соссюра, основные идеи которого Ш. Балли принимает. В то же время он развивает и уточняет ряд положений своего старшего коллеги.

В теоретическом введении к книге Ш. Балли подчеркивает необходимость системного синхронного подхода к языку: «В системе все взаимосвязано: в отношении языковой системы это правильно в такой же мере, как и в отношении всех других систем. Принцип этот, провозглашенный Ф. Соссюром, сохраняет для нас все свое значение; единственная цель настоящей книги - подтвердить его». Однако неверно представление о языке как о «симметричной и гармонической конструкции». Едва ли не любой язык «раздирается несколькими, отчасти противоречивыми, тенденциями»; эти тенденции Ш. Балли старается выявить в книге на французском и отчасти немецком материале. Кроме того, присутствует «постоянное разногласие между формой знака и его значением, между означающими и означаемыми»[2].

Причины такой негармоничности языка Ш. Балли объясняет вполне в соответствии с идеями «Курса» Ф. де Соссюра: «Языки непрестанно изменяются, но функционировать они могут только не меняясь. В любой момент своего существования они представляют собой продукт временного равновесия. Следовательно, это равновесие является равнодействующей двух противоположных сил: с одной стороны, традиции, задерживающей изменение, которое несовместимо с нормальным употреблением языка, а с другой - активных тенденций, толкающих этот язык в определенном направлении... Сила традиции сама по себе пропорциональна единству языка». В частности, «французскому языку, строго соблюдающему традиции, приходится поневоле эволюционировать, чтобы отвечать неустанно меняющимся потребностям мышления и жизни; однако он ревниво хранит реликвии почти всех периодов своего развития».

Однако все сказанное не означает отсутствия системы в языке: «И все же постоянное употребление языка показывает, что наша мысль фактически неустанно ассимилирует, ассоциирует, сравнивает и противопоставляет элементы языкового материала и что, как бы ни были эти элементы различны между собой, они не просто сопоставляются в памяти, а взаимодействуют друг с другом, взаимно притягиваются и отталкиваются и никогда не остаются изолированными; такая непрерывная игра действия и противодействия приводит в конце концов к созданию своего рода единства, всегда временного, всегда обратимого, но реального».

Более, чем кто-либо из структуралистов, Ш. Балли следовал Ф. де Сос-сюру в понимании синхронии и диахронии. Он писал, что определение системы «заставляет нас рассматривать язык в каком-нибудь данном состоянии, в какую-нибудь данную эпоху, каковой для нашего говорящего субъекта является наша эпоха. Идея состояния - это абстракция, но абстракция необходимая и естественная, так как говорящие на языке не сознают его революции. Связывать современный французский язык с его различными предшествующими стадиями и пытаться истолковывать каждое языковое явление фактом или фактами, которые привели к тому, что оно представляет собой в настоящее время, - наиболее верный способ исказить перспективу и дать вместо картины нынешнего состояния языка его карикатуру». Сохранял Ш. Балли и идею Ф. де Соссюра о несистемности диахронии, изучаемой, по его выражению, «изолирующим методом»; здесь Ш. Балли разошелся с большинством структуралистов. Его книга представляет собой попытку последовательно синхронного подхода к исследованию французского языка, не исключая и выявления упомянутых выше тенденций. Однако тенденции развития, «толкающие язык в определенном направлении», сами по себе - диахронное явление. Даже если можно до какой-то степени выявлять эти тенденции в рамках чисто синхронного анализа, то все равно их объяснение выводит исследование за пределы «нынешнего состояния». Поэтому подход Ш. Балли все же не может быть вопреки его же формулировкам назван чисто синхронным. Данное противоречие, по существу, следует из не вполне строгого подхода к синхронии и диахронии у Ф. де Соссюра[3].

Сохраняется и ряд других соссюровских противоречий. С одной стороны, Ш. Балли не раз говорит о психической реальности языковой системы, см. приведенную выше цитату о неустанной деятельности мысли в связи с языковым материалом и взаимодействии в памяти элементов языковой системы, а также слова об обнаружении языковых реальностей в «потенциальных ассоциациях, хранимых в памяти». С другой стороны, он принимает и содержащееся у Ф. де Соссюра понимание языка как системы чистых отношений. С одной стороны, Ш. Балли считает единственно разумным метод, заключенный в знаменитой фразе: «Единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя» (как отмечалось в главе о Ф. де Соссюре, эта фраза скорее всего принадлежит как раз Ш. Балли и А. Сеше). С другой стороны, он много занимается в своей книге вопросами речи и соотношения речи с языком[4].


1.2 Новаторство в исследованиях Ш Балли: изучение предложения, актуализация и понятие слова


Полностью принимая соссюровское разграничение языка и речи, Ш. Балли в отличие от Ф. де Соссюра не ограничивал свое исследование рамками внутренней лингвистики. Его интересовали вопросы, связанные с речевой деятельностью, в которой происходит «высказывание мысли с помощью языка». Среди разных «форм сообщения мысли» прежде всего выделяется «наиболее простая» - предложение. То есть предложение не есть единица языка, хотя оно образуется с помощью языка.

Предложение, согласно Ш. Балли, состоит из двух частей: диктума и дополняющего его модуса. Диктум соответствует «представлению», которое воспринято «чувствами, памятью или воображением», с помощью диктума «выражается суждение о факте». Модус выражает «различные оттенки чувства или воли». Большинство членов предложения обычно относится к диктуму, модус сосредоточен прежде всего в модальном глаголе. Модальные значения могут выражаться как в лексическом значении слов, в частности глаголов («бояться», «думать», «предполагать» и т. д.), так и в грамматических показателях, например наклонения. При разграничении диктума и модуса Ш. Балли в психологических терминах выделяет два типа языковых значений: связанных с обозначением действительности (в том числе воображаемой) и связанных с обозначением отношения к ней говорящего. Ср. с функциями сообщения и выражения у К. Бюлера (третья функция - обращения - у Ш. Балли не имеет прямых соответствий)[5].

Важнейшую роль в концепции Ш. Балли играет введенное им в научный оборот понятие актуализации. Языковая система и ее единицы, в частности слова, существуют лишь потенциально. Для того чтобы слово, обозначающее понятие, как и другая единица языка, вошло в речь, оно должно быть актуализировано; без актуализации слово не может стать членом предложения. «Актуализировать понятие значит отождествить его с реальным представлением говорящего субъекта». Потенциальное слово обозначает некоторый класс вещей, а актуализированное слово в речи - конкретную вещь или множество вещей. «Актуализация понятий заключается, таким образом, в претворении их в действительность... эта действительность может быть не только объективной, но и мысленной, воображаемой». Итак, «функция актуализации заключается в переводе языка в речь»[6].

«В механизме актуализации языку свойственны актуализаторы, т. е. различные приемы, употребляемые для превращения языка в речь... Актуализаторы - это грамматические связи». Понятие актуализатора у Ш. Балли максимально широко. К ним могут относиться и грамматические элементы вроде показателей времени или наклонения, и артикли, и указательные местоимения, и зависимые слова, например прилагательные по отношению к существительным, и даже внеязыковые средства - жесты, мимика и т. д. Характер актуализаторов тесно связан со строем языка. В аналитических языках типа французского актуализаторы слова обычно являются внешними по отношению к нему, в синтетических языках типа латинского и в меньшей степени немецкого сама форма слова уже содержит в себе актуализаторы.

В связи с этим интересен анализ понятия слова у Ш. Балли. Общее для многих ученых первой половины XX в. стремление выяснить содержание этого интуитивно очень важного, но трудноопределимого понятия нашло отражение в его концепции, согласно которой слово следует рассматривать как объединение двух разных единиц языка: семантемы и синтаксической молекулы.

Ш. Балли пишет: «Понятие слова обычно считается ясным; на деле же это одно из наиболее двусмысленных понятий, которые встречаются в языкознании. Источником недоразумения служит то, что при определении слова становятся на точку зрения либо лексики, либо грамматики». Лексическое слово, или семантема, - это «знак, выражающий чисто лексическое простое или сложное понятие независимо от его формы». В аналитических языках типа французского семантема нередко совпадает со словом в обычном смысле, поскольку слово здесь лишено словоизменения. Однако если во французском loup 'волк' семантема совпадает со словом, то уже в том же языке слово march-ons 'идем!' - не семантема; таковой является лишь основа march-; тем более не совпадают с семантемой слова в синтетических языках вроде латинского (lup-us «волк», где -us - падежное окончание). С другой стороны, не только основы сложных и производных слов, но и целые фразеологические словосочетания типа французского faim de loup 'волчий голод' - семантемы, так как это целые знаки[7]. Семантическая молекула - это «всякий актуализированный комплекс, состоящий из семантемы и одного или нескольких грамматических знаков, актуализаторов или связей, необходимых и достаточных для того, чтобы она могла функционировать в предложении»; компоненты молекулы не могут употребляться в речи самостоятельно. Сочетание слова с артиклем или указательным местоимением - молекула, но и слово флективного языка с грамматическими аффиксами - тоже молекула, а не семантема. Языки типа латинского и древнегреческого, по выражению Ш. Балли, «путают лексику с грамматикой и топят семантему в молекуле».

Понятия семантемы и синтаксической молекулы не стали распространенными; тем не менее концепция слова Ш. Балли показала внутреннюю неоднородность традиционного понятия слова, во многом основанного на психолингвистическом механизме носителя языка[8].

При выявлении особенностей строя французского языка и тенденций его развития Ш. Балли помимо исследования языкового материала, соответствующего норме, обращал внимание на ненормативные явления живого языка, которые «косвенным путем освещают его природу и функционирование, а также направление изменений, которые он претерпевает». В частности, «гипертрофия нормального функционирования», названная Ш. Балли «языковой патологией», указывает на стремление говорящих, обычно бессознательное, восполнить «пустые места» в системе или развить существующие в языке тенденции. Такого рода первоначально ненормативные и часто эпизодические явления могут в дальнейшем закрепиться: см. изменения по аналогии. Изучение языковых аномалий в 30-е гг. XX в. редко привлекало к себе внимание лингвистов. При общем синхронном подходе в книге Ш. Балли затрагивал и вопрос о причинах языковых изменений. По его мнению, «язык служит потребностям общения в том случае, если он позволяет передавать мысль с максимумом точности и минимумом усилий для говорящего и слушающего... Язык приближается к этому идеалу посредством регулирования и упрощения, которые имеют целью автоматизацию максимального числа лингвистических операций и перевод их в область подсознательного». Такой подход несколько упрощает ситуацию, поскольку нужно учитывать и потребности слушающего, нуждающегося в дифференциации; ср. более разработанный подход И. А. Бодуэна де Куртенэ и его школы. Исследование языковых аномалий, в частности «языковой патологии», безусловно, может выявить ход языковых изменений в том или ином направлении, выводя, как уже говорилось, исследователя за пределы чистой синхронии.

Рассматривая многочисленные и весьма тонко проанализированные факты французского языка, Ш. Балли выделяет тенденции его развития, зачастую противоположные друг другу. Тенденция к аналитизму проявляется в исчезновении большинства унаследованных от латыни окончаний; однако в результате противоположной тенденции их место занимают другие грамматические показатели: артикли, предлоги, вспомогательные глаголы и др. Однако эти показатели уже находятся не после семантемы, а перед ней; тем самым проявляется еще одна тенденция развития данного языка - тенденция к прогрессивной последовательности, то есть к порядку «определяемое-определяющее». Такую тенденцию французского языка Ш. Балли пытается выявить на самых разных уровнях от структуры слова до предложения. Немецкий язык он считает склонным к противоположному порядку, что проявляется и в большем сохранении в нем окончаний. Еще одна особенность французского языка - тенденция к «сжатию», к обозначению с помощью простых, немотивированных знаков, тогда как для немецкого языка характерно использование сложных знаков с прозрачной структурой; ср. значительно большую роль сложных слов в немецком языке по сравнению с французским. Одни из выделенных Ш. Балли тенденций достаточно очевидны, другие спорны, однако такого рода попытка системного подхода к языку была для того времени весьма оригинальной и сохраняет свое значение и поныне.

Таким образом, можно сказать, что книга Ш. Балли получила широкую известность, многие введенные им идеи и понятия (диктум и модус, актуализация и др.) прочно вошли в науку о языке. Сохраняет значение и проведенный им анализ многочисленных фактов французского и немецкого языков.

Широко известна и его книга «Французская стилистика», где он одним из первых в мировой науке определил цели и задачи стилистики как особой отрасли языкознания. Его концепция была полемична по отношению к эстетической стилистике К. Фосслера, сводившей данную дисциплину к изучению индивидуальных стилей. Стилистика понималась Ш. Балли с точки зрения изучения общих для всех носителей того или иного языка явлений, прежде всего связанных с выражением «аффективных категорий», эмоциональной стороны языка. В той же книге представлен один из первых в мировом языкознании опытов изучения фразеологии как особой лингвистической дисциплины, произведена не потерявшая своего значения классификация фразеологизмов.



Глава 2. Представители Женевской школы

 

2.1 Работы и исследования А. Сеше


Альбер Сеше (1870-1946) был непосредственным учеником Ф. де Соссюра, также работавшим в Женевском университете. В 1908 г. он издал книгу «Программа и методы теоретической лингвистики. Психология языка», где содержались идеи, близкие к еще не высказанным тогда идеям его учителя. Другая его книга «Очерк логической структуры предложения» (1926) - редкий для той эпохи труд по синтаксической семантике. Обе книги и основные статьи А. Сеше изданы по-русски в 2003 г. Его итоговая статья «Две соссюровские лингвистики» (1940) ранее также публиковалась в хрестоматии В. А. Звегинцева. Эту статью мы рассмотрим специально.

А. Сеше ставит в своей статье вопрос о том, насколько «Курс общей лингвистики» (написанный, как уже говорилось, при участии самого А. Сеше) сохраняет свое значение спустя четверть века после выхода в свет. Признавая «бесспорной истиной» различение языка и речи, разграничение значимости и значения, выделение ассоциативных и синтагматических отношений и т. д., он тем не менее указывает: «Нужно идти не по предполагавшемуся Соссюром пути», отмечая недоработанность, «предварительность» многих соссюровских идей[9].

Исходя из двух соссюровских разграничений: языка и речи и синхронии и диахронии, А. Сеше выделяет три лингвистические дисциплины: синхронную (статическую) лингвистику, диахронную (эволюционную) лингвистику и «лингвистику организованной речи». Выделение последней представляет собой наиболее оригинальную часть его концепции (Ф. де Соссюр, как известно, так и не сказал ничего конкретного о лингвистике речи и ее структуре).

По мнению А. Сеше, объектом лингвистики организованной речи служат явления, промежуточные между синхроническим и диахроническим факторами». Эта весьма оригинальная и специфическая точка зрения обосновывается следующим образом: «Всякий раз, когда человек говорит, чтобы сообщить нечто, или пытается понять сказанное, всегда есть возможность хотя бы для минимальных инноваций. Говорящий может больше или меньше отступать от принятых норм, а слушающий может интуитивно воспринять обновленное средство выражения. Именно сумма случаев минимальных изменений в речи по мере их накопления и приводит к малозаметным, но подчас глубоким изменениям в строении языка. Следовательно, речь имеет отношение одновременно и к синхронии, так как она базируется на определенном языковом состоянии, и к диахронии, так как речь уже содержит в зародыше все возможные изменения». Три указанные дисциплины, согласно А. Сеше, исчерпывают всю лингвистическую проблематику[10].

Споря с идеями Ф. де Соссюра о взаимообусловленности языка и речи, А. Сеше считал, что «речь логически, а зачастую также и практически предшествует языку в соссюровском смысле этого термина... Если язык порождается речью, то речь ни в какой момент не может быть полностью порождена языком», хотя при этом «речь организуется более или менее по законам языка, которые сама создала». Поэтому лингвистика организованной речи занимает центральное место в классификации А. Сеше. К ней он относит все вопросы, связанные с функционированием языка, в целом мало привлекавшие внимание структурализма.

Лингвистика организованной речи имеет дело не с общими положениями, как это происходит в статической лингвистике, а «с конкретными факторами... с теми проявлениями языка, которые составляют совершенно различные между собой окказиональные явления». Сюда попадают проблемы конкретного выбора тех или иных единиц (звуков, слов), вопросы стиля, изучение детской речи и др. Таким образом, все конкретные факты независимо от степени их вовлеченности в систему подлежат ведению лингвистики организованной речи, дисциплины, тесно связанной с психологией.

При таком подходе синхронная (статическая) лингвистика имеет дело с наиболее абстрактными отношениями: «Задача статической лингвистики состоит не в том, чтобы охватить все факты языка, а в том, чтобы выделить из всей массы этих фактов то, что в той или иной степени соответствует абстрактному идеалу языкового состояния». Все факты при таком подходе обязательно должны быть сведены в систему, они должны быть общим достоянием всех членов языкового коллектива. Стилистические и тем более индивидуальные различия относятся лишь к лингвистике организованной речи. Прежде всего, статическая лингвистика занимается значимостями, тогда как субстанциональные характеристики важны для лингвистики организованной речи.

Принципиально так же лингвистика организованной речи соотносится и с диахронической лингвистикой. А. Сеше отмечает, что Ф. де Соссюр недостаточно разработал проблему механизма и причин языковых изменений и что в этом вопросе он во многом следовал за младограмматиками. Как и Ш. Балли, А. Сеше выделял в диахронии «борьбу двух антагонистических сил. Одна сила охраняет грамматическую систему и ее традицию, основанную на коллективном соглашении; другая сила вызывает в системе постоянные инновации и адаптации». Подчеркнуто, что эволюция языка обусловлена как внешними, так и внутренними, внутрисистемными причинами. Переходя от лингвистики организованной речи к диахронической (как и к синхронической) лингвистике, «мы переходим от конкретного к абстрактному». «Так же как невозможно точно зафиксировать языковое состояние во всей его сложности, нельзя описать и историю языка, учитывая все бесконечно разнообразные особенности речи... Только лингвистика организованной речи сохраняет непосредственную связь с реальной действительностью»[11].

В речи постоянно происходят изменения, однако не все из них становятся фактами диахронической лингвистики. Одни изменения не принимаются коллективом и остаются только в рамках объекта изучения лингвистики организованной речи. Другие факты закрепляются и становятся общезначимыми и фиксируются диахронической лингвистикой.

По-иному, чем Ф. де Соссюр, рассматривая отношения между языком и речью в диахронии, А. Сеше в отличие от большинства структуралистов в целом сохранял представление о диахронической лингвистике как о дисциплине, изучающей изолированные факты. Он пишет, что сравнение языковых состояний «производится не по совокупности всех факторов. Оно затрагивает лишь те элементы языка, которые подверглись изменению». Однако при изменении всей системы в целом и те элементы, которые сами по себе не изменились, могут занять совершенно иное место в системе. И в то же время у А. Сеше вопреки сказанному выше речь идет и о системном подходе в диахронии: «Историк языка, объясняющий изменения, которые он отметил и определил, должен не только объяснить внешние и внутренние причины рассматриваемого изменения как тако вые или в связи с той частью языка, в которой они происходят, но и обязан учитывать влияние этого изменения на другие части системы».

А. Сеше считал, что его критика ряда теоретических положений концепции Ф. де Соссюра «помогает лучше понять дух соссюровских идей». Конечно, трудно сказать насколько она соответствовала такому духу. Однако подход А. Сеше, пусть не во всех пунктах достаточно разработанный, давал возможность выходить за рамки «языка, рассматриваемого в самом себе и для себя, изучать проблемы не только языковой структуры, но и языкового функционирования.


2.2 Лингвистические воззрения С.О. Карцевского


С сильными оговорками к Женевской школе может быть причислен Сергей Осипович Карцевский (1884—1955), лингвист, имеющий отношение также к Московской и Пражской школам. Он был уроженцем России и начинал обучение в Московском университете, но после революции 1905 г. вследствие участия в революционном движении (эсер) эмигрировал и заканчивал образование в Женеве, где слушал лекции Ф. де Соссюра и Ш. Балли. В 1917 г. С. О. Карцевский вернулся на родину; именно благодаря ему русские языковеды смогли познакомиться с «Курсом» Ф. де Соссюра вскоре после его выхода. Новая политическая ситуация, однако, заставила его вскоре вторично эмигрировать, хотя и в 20-е гг. он продолжал печататься в СССР. Несколько лет С. О. Карцевский жил в Чехословакии, где активно общался с учеными, которые уже после его отъезда создали Пражский лингвистический кружок. С середины 20-х гг. и до конца жизни он вновь жил в Женеве. Наиболее известны среди его публикаций две книги 20-х гг. — «Система русского глагола» (1927, на французском языке) и изданный в 1928 г. в Москве «Повторительный курс русского языка». Однако еще больше знаменита его очень короткая, занимающая всего несколько страниц статья «Об асимметричном дуализме лингвистического знака», изданная в 1929 г. в первом выпуске «Трудов Пражского лингвистического кружка» и включенная в хрестоматию В. А. Звегинцева.

Тема статьи перекликается со словами Ш. Балли о «постоянном разногласии между формой знака и его значением, между означающими и означаемыми». С. Карцевский пишет: «Знак и значение не покрывают друг друга полностью. Их границы не совпадают во всех точках: один и тот же знак имеет несколько функций, одно и то же значение выражается несколькими знаками. Всякий знак является „омонимом" и „синонимом" одновременно»[12].

Отмечено неустранимое противоречие в природе знака: «Если бы знаки были неподвижны и каждый из них выполнял только одну функцию, язык стал бы простым собранием этикеток. Но так же невозможно представить себе язык, знаки которого были бы подвижны до такой степени, что они ничего бы не значили за пределами конкретных ситуаций. Из этого следует, что природа лингвистического знака должна быть неизменной и подвижной одновременно. Призванный приспособиться к конкретной ситуации, знак может измениться только частично; и нужно, чтобы благодаря неподвижности другой своей части знак оставался тождественным самому себе». В знаковой системе имеются две системы координат, соответствующие двум сторонам знака; каждый знак оказывается соотносимым с другими знаками по каждой из осей. Важными случаями такой соотнесенности оказываются омонимия и синонимия: «Омонимический ряд является по своей природе скорей психологическим и покоится на ассоциациях. Синонимический ряд имеет скорей логический характер, так как его члены мыслятся как разновидности одного и того же класса явлений»[13].

В статье также затрагивается вопрос о природе слова, которое С. Карцевский в отличие от морфемы относит к «полным» знакам. В нем «имеется два противоположных центра семиологических функций; один группирует вокруг себя формальные значимости, другой — семантические» (ср. идеи Ш. Балли о «синтаксической молекуле», объединяющей «семантему» и грамматические актуализаторы). «Формальные значимости» (падеж, число, время и др.) всегда «остаются тождественными самим себе», семантическая же его часть во многом меняется в зависимости от конкретной ситуации. Тем самым, сохраняя тождество знака, мы постоянно меняем его значение, что может в каком-то случае привести к появлению омонима, уже слишком далеко отошедшего по значению. С другой стороны, может происходить не только омонимический, но и синонимический сдвиг.

Итак, «обозначающее (звучание) и обозначаемое (функция) постоянно скользят по "наклонной плоскости реальности". Каждое "выходит" из рамок, назначенных для него партнером: обозначающее стремится обладать иными функциями, нежели его собственная; обозначаемое стремится к тому, чтобы выразить себя иными средствами, нежели его собственный знак. Они асимметричны; будучи парными, они оказываются в состоянии неустойчивого равновесия». Такое явление названо в статье «асимметричным дуализмом». Именно благодаря ему «лингвистическая система может эволюционировать: "адекватная" позиция знака постоянно перемещается вследствие приспособления к требованиям конкретной ситуации». При этом можно отметить случаи «адекватного знака» (например, русские повелительные формы типа Молчи\) и случаи асимметрии в ту или иную сторону (см. их синонимы типа Молчать! и омонимы типа Смолчи он). Тем самым С. Карцевский фактически выделяет некоторую центральную область распространения того или иного явления и периферию, характеризующуюся сдвигом.

Таким образом, идеи С. Карцевского, имеющие некоторое сходство с идеями Женевской школы, оказали влияние на становление и развитие Пражской школы. Идея «асимметричного дуализма» была развита В. Скаличкой, нашли также развитие и идеи о центре с «адекватной» позицией знака и о периферии.


Заключение


Известно, что взгляды ученых, в том числе и лингвистов, формируются на основе их предшественников, которыми могут быть как учителя, так и целые школы и даже направления. Задача историка науки состоит в том, чтобы установить генезис взглядов и идей ученых, логику развития их мировоззрения.

В истории языкознания недостаточно исследованной остается Женевская лингвистическая школа. Название «Женевская школа» употребляется применительно к ученикам и последователям Ф. де Соссюра по Женевскому университету. Она представлена непосредственными учениками Соссюра, основателями школы - Ш. Балли (1865-1947), А. Сеше (1870-1946), С. Карцевским (1884-1955) и их учениками и последователями - А. Бюрже (1896-1985), А.Фреем (1899-1980), Э. Сольберже (1928-1989), Р. Годелем (1902-1984), Л. Прието (1936-1996), Ф. Каном (род. в 1929 г.), Р. Энглером (1930-2004), Р. Амакером (род. в 1942 г.).

В основу научной деятельности Женевской школы были положены и получили дальнейшее развитие следующие положения теории Соссюра: учение о языке и речи, разграничение синхронии и диахронии, понимание языка как системы знаков, принцип произвольности и линейности лингвистического знака, различение внутренней и внешней лингвистики. В то же время в рамках Женевской школы были выдвинуты и получили развитие вопросы теории языка, обусловленные индивидуальными научными интересами ее представителей. Они неоднократно заявляли, что учение Соссюра не является для них догмой, и их научная деятельность является ярким тому подтверждением.

Как справедливо отмечает Ж.Редар, в работах по истории языкознания (Робен, Мунен, Мальмберг, Леруа и др.) либо вообще не уделяется внимания Женевской школе, либо она занимает незаслуженно мало места. Как в зарубежной, так и в отечественной историографии науки о языке нет систематических исследований, посвященных цельному разбору теории языка Женевской школы, в которых лингвистические воззрения представителей этой школы анализировались бы во взаимосвязи и в сравнении с общелингвистическими взглядами Соссюра и с другими современными им школами. Применительно к Женевской школе изучению подвергались лишь отдельные, преимущественно частные концепции некоторых ее представителей. Целый ряд положений Женевской школы получают противоречивое толкование.



Список использованной литературы


1.       Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. – М.: Языки славянской культуры, 2005.

2.       Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. История языкознания. – М.: Академия, 2008.

3.       Кондрашов Н.А. История лингвистических учений. – М.: Либроком, 2009.

4.       Кузнецов В.Г. Женевская лингвистическая школа. От Соссюра к функционализму. – М.: Едиториал УРСС, 2009.

5.       Михалев А.Б. Общее языкознание. История языкознания. Путеводитель по лингвистике. – М.: Флинта, Наука, 2008.

6.       Шулежкова С.Г. История лингвистических учений. – М.: Флинта, Наука, 2007.


[1] Кондрашов Н.А. История лингвистических учений. – М.: Либроком, 2009. – с. 127.

[2] Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. – М.: Языки славянской культуры, 2005. – с. 159.

[3] Шулежкова С.Г. История лингвистических учений. – М.: Флинта, Наука, 2007. – с. 82.

[4] Кузнецов В.Г. Женевская лингвистическая школа. От Соссюра к функционализму. – М.: Едиториал УРСС, 2009. – с. 28.

[5] Кондрашов Н.А. История лингвистических учений. – М.: Либроком, 2009. – с. 135.

[6] Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. – М.: Языки славянской культуры, 2005. – с. 162.

[7] Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. – М.: Языки славянской культуры, 2005. – с. 163.

[8] Кузнецов В.Г. Женевская лингвистическая школа. От Соссюра к функционализму. – М.: Едиториал УРСС, 2009. – с. 39.

[9] Кузнецов В.Г. Женевская лингвистическая школа. От Соссюра к функционализму. – М.: Едиториал УРСС, 2009. – с. 51.

[10] Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. – М.: Языки славянской культуры, 2005. – с. 165.

[11] Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. История языкознания. – М.: Академия, 2008. – с. 164.

[12] Кузнецов В.Г. Женевская лингвистическая школа. От Соссюра к функционализму. – М.: Едиториал УРСС, 2009. – с. 63.

[13] Михалев А.Б. Общее языкознание. История языкознания. Путеводитель по лингвистике. – М.: Флинта, Наука, 2008. – с. 108.



No Image
No Image No Image No Image


No Image
Все права защищены © 2010
No Image