Классицизм в архитектуре Санкт-Петербурга
Классицизм в архитектуре Санкт-Петербурга
Произведения русского классицизма
составляют не только важнейшую главу истории русской и европейской архитектуры,
но и наше живое художественное наследство. Это наследство продолжает жить не в
качестве музейной ценности, но и как существенный элемент современного города.
К зданиям и ансамблям, созданным в XVIII и начале XIX века, почти невозможно
приложить наименование памятников архитектуры—настолько прочно сохраняют они
творческую свежесть, свободную от признаков старости.
Строительство новой столицы явилось для XVIII столетия не только громадным политическим, военным и
народно-хозяйственным предприятием, но и великим общенародным делом, в том же
смысле, в каком в XVI столетии национальным делом русского
народа было созидание и укрепление Москвы.
Без видимой борьбы и полемики в России
изменились общественные вкусы. За пять - семь лет русское барокко как
господствующий стиль было сменено классицизмом; конец 1750-х - еще время
расцвета первого, середина 1760-х - уже начало широкого распространения второго.
Барокко уходило, не дожив до стадии упадка, не растратив своего художественного
потенциала.
Классицизм был принят как система
международной художественной культуры, в рамках которой развивался национальный
вариант стиля. Растянувшаяся на столетия эпоха культурного одиночества русской
архитектуры закончилась.
Среди причин, ускоривших утверждение
классицизма в России, кроме увлечения образованного слоя российского дворянства
рассудочными просветительскими утопиями были и причины практические, связанные
с расширением круга задач зодчества. Развитие промышленности и рост городов
вновь, как и в петровское время, вывели на первый план проблемы
градостроительства и множившихся типов зданий, нужных для усложнявшейся
городской жизни. Но для торговых рядов или присутственных мест неуместен жанр
мажорно-праздничной архитектуры, за пределы которого барокко выйти не умело;
великолепие дворца нельзя распространить на весь город. Художественный язык классицизма
был, в отличие от барокко, универсален. Его можно было использовать и при
сооружении импозантнейших дворцовых построек и для «обывательских» жилищ,
вплоть до скромных деревянных домиков на окраинах.
Перемены в круге архитектурных форм
затронули, прежде всего, декор. По-новому было осмыслено отношение здания к
городскому пространству. Однако каких-то принципиально новых схем классицизм не
предложил. Различным функциям по-прежнему служили немногие варианты простых
планов, уже использовавшиеся русским барокко.
Важно было то, что вместе с новым стилем
окончательно утверждались новые методы творчества. Гармонизация произведения
архитектуры, его частей и целого осуществлялась уже не при «размере-1 и
основания» и не на строительных лесах (где сотрудники Растрелли по месту лепили
или резали из дерева элементы декора), на работе над проектным
чертежом. Тем самым окончательно залеплялось разделение труда, сменившее былую
«артельность». Замысел и разработка формы, несущей образ, стали делом одного
архитектора, выступающего в роли автора (хотя к этому не скоро привыкли за
пределами профессии, из-за чего и осталось так много вопросов, связанных с
авторством произведений раннего классицизма, включая крупнейшие, как Пашков дом
и дворец Разумовского в Москве или Инженерный замок в Петербурге).
Для архитектурной формы, во всех деталях
предопределенной проектом, образцами служили уже не столько здания, сколько их
изображения, аналоги проектного чертежа. Нормы классицизма были сведены в
строгую систему. Все это вместе позволяло полно и точно осваивать стиль по
чертежам и текстам теоретических трактатов, что было почти невозможно для
барокко с его капризной индивидуальностью. Классицизм поэтому легко
распространился на провинцию. Он стал стилем не только монументальных сооружений,
но и всей городской ткани. Последнее оказалось возможным потому, что классицизм
создал иерархию форм, позволившую подчинить его нормам любые сооружения,
выражая при этом место каждого в социальной структуре.
Талантливых и умелых архитекторов было немного,
они не смогли бы проектировать все постройки во множестве городов. Общий характер
и уровень архитектурных решений поддерживался благодаря использованию
образцовых проектов, выполнявшихся крупнейшими мастерами. Их гравировали и
рассылали во все города России.
Проектирование обособилось от
строительства; это расширило влияние на архитектуру профессиональной литературы
и книжности вообще. Возросла роль слова в формировании архитектурного образа.
Связь его с образами историческими и литературными обеспечивала общепонятность
для людей начитанных (просвещенный слой дворянства объединялся общим кругом
чтения и книжных знаний).
Это сделало стиль равно отвечающим
намерениям абсолютистской власти и идеям ее просвещенной оппозиции, вкусам
богатейших, могущественных вельмож и ограниченных в средствах небогатых дворян
Петербургский классицизм был, прежде
всего, стилем официальной «государственной» культуры. Его нормы основывались на
укладе жизни императорского двора и крупного дворянства, они были предписаны государственным
институтам. Здесь влияние народной «вне стилевой» культуры на профессиональную
деятельность архитекторов не ощутимо.
Петербургский строгий классицизм сложился
как завершенный вариант стиля в 1780-е гг. И.Е. Старов (1745-1808) и Джакомо
Кваренги (1744-1817) были его типичными мастерами. Их постройки отличала
ясность композиционного приема, лаконичность объемов, совершенная гармония
пропорций в пределах классицистического канона, тонкая прорисовка деталей.
Образы построенных ими зданий полны мужественной силы и спокойного достоинства.
Сурово торжествен созданный Старовым
Таврический дворец (1783-1789). Отвергнув анфиладные системы барокко, мастер, в
соответствии с рационалистической логикой классицизма, объединил помещения в
функциональные группы. Прием пространственной организации целого, где развитые
боковые крылья, связанные переходами с мощным центральным объемом, образуют
глубокий парадный двор, исходит от палладианских вилл. Расположением парадных
зал выделена глубинная ось композиции, однако, гигантская Большая галерея вытянута
параллельно фасаду, что сняло элементарную простоту контраста.
Фасады освобождены от мелкого рельефа,
членящего стену на филенки и лопатки, - зодчий уже не следует примерам
французской архитектуры середины века, как-то делали петербургские мастера времени,
переходного от барокко к классицизму (и как делал сам Старов в ранних
произведениях). Гладкие белые колонны решительно выступающих строгих дорических
портиков впервые в русской архитектуре действительно несут антаблементы. Они
выделяются на фоне интенсивно окрашенных гладких стен, прорезанных проемами без
наличников. Контраст подчеркивает тектонику стены из оштукатуренного кирпича.
«Четырежды восемнадцать» колонн в двойных колоннадах Большой галереи имели
греко-ионические капители (замененные потом Л. Русска на привычные римские) -
один из первых для русского классицизма примеров обращения к эллинскому
наследию. Державин написал о здании Таврического дворца: «древний изящный вкус
- его достоинство; оно просто, но величественно». Дворец стал для современников
идеальным эталоном крупного здания - петербургского, русского и вместе с тем
европейского. Его чертежи восторженно оценил Наполеон, особо отметивший Большую
галерею и зимний сад, о чем сообщили Персье и Фонтен в тексте изданного ими
увража «Лучшие королевские дворцы мира».
Так Зимний дворец, не смотря на весь
растреллиевский блеск своих форм и на бесспорно доминирующее значение этого
здание в центре столицы, оказался в архитектурном отношении подчиненным зданию
Главного Штаба. Не потому, что классические (или «ампирные») формы этого
последнего «сильнее» барочных форм дворца, а потому что Росси построил против
Зимнего дворца не только какое-то новое большое сооружение, но и создал новое
архитектурное целое, новый ансамбль, новое архитектурное единство. В этом новом
единстве, организованном по законам Росси, а не Растрелли, произведение
последнего казалось включенным в новую композицию и в итоге подчиненным зданию
Росси, а не наоборот, хотя не приходиться говорить о каком-либо формальном
«превосходстве» Росси над Растрелли, Главного штаба над Зимним дворцом. Так
захаровское Адмиралтейство стало «держать» в своих монументальных руках весь
пространственный организм центральных петербургских площадей. Так сравнительно
невысокое здание Биржи притянуло к себе узловую точку этого центра, ранее
находившуюся в высотном объеме Петропавловской крепости. Так, далее,
монументальные постройки Кваренги оказались включенными в новые ансамбли и
подчиненными им: Государственный банк—в орбите архитектурного воздействия
Казанского собора, Конногвардейский манеж—в ансамбле Сенатской площади,
созданной Захаровым, Росси и Монферраном; Академия наук, Екатерининский
институт, Мальтийская капелла также целиком подчинены новому архитектурному
окружению. Произошло это не потому, что все эти здания, сооруженные выдающимися
мастерами большой классической формы, менее значительны, чем-то, что раньше или
позднее создавалось по соседству с ними, а потому, что по своей архитектурной
природе они не были рассчитаны на организующую роль в ансамбле и на ансамбль вообще.
Сопоставление Биржи, сооружавшейся по проекту Кваренги, с Биржей, построенной
Томоном, наглядно демонстрирует различие этих двух архитектурных подходов к
проблеме города: в одном случае—самодовлеющая архитектурная композиция здания,
почти не считающаяся со своим будущие окружением, в другом—здание, компонующее
городской ансамбль.
В период завершения пространственных
композиции основных частей Петербурга, в течение первых десятилетий XIX века, как бы синтезируются архитектурные искания всего XVIII века, синтезируются и подчиняются новым формам, новому стилю, властно
накладывающему свою печать на весь облик города. К этому времени Петербург
приобретает свой «строгий, стройный вид», по слову Пушкина. И как бы мы ни
оценивали в качественно-формальном отношении достижения позднего петербургского
классицизма по сравнению с достижениями Растрелли, или Кваренги, или Ринальди,
мы должны признать именно за этим, завершающим, периодом значение важнейшего
градостроительного этапа в развитии Петербурга.
1. Д.Е. Аркин “Образы Архитектуры и Образы Скульптуры”
Москва “Искусство”, 1990
2. А.В. Иконников “Тысяча лет Росской архитектуры”
Москва “Искусство”, 1990
3. Компьютерная сеть Интернет
4. Большая Советская Энциклопедия
|