Большая коллекция рефератов

No Image
No Image

Реклама

Счетчики

Опросы

Оцените наш сайт?

No Image

Личная жизнь Екатерины II

Личная жизнь Екатерины II

Новосибирский Государственный Технический Университет



ДОКЛАД



По истории России


Тема “Личная жизнь Екатерины II”


















Факультет: ФЭН

Группа: ЕН 1-75 

Студент: Генералов М.В.

Преподаватель:  Денисенко Н.А.

Дата: 25.04.98 г.




Новосибирск 98.

В возрасте 15 лет Петр Ульрих прибыл в Россию. Здесь он формально принял православную веру и стал великим князем Петром Федоровичем. Даже Елизавета, не отли­чавшаяся своим об­разованием, была поражена скудными познаниями племянника. Поэтому его снова начали учить, теперь уже на русский и православный манер. Для этой цели воспитателем Петра Федо­ровича был определен профессор “элоквенции и поэзии”, заведующий художе­ственным депар­таментом Академии наук Якоб Штелин. Но все старания преподавателя не дали каких-либо по­ложи­тельных результатов. Петр Федорович проводил время в играх с солдатиками, разводил своих игрушечных воинов на плац-парады и по караулам; рано пристрастился он к вину и не­мецкому пиву. Чтобы образумить наследника, Елизавета решила женить его. В вопросе выбора невесты для великого князя мнения русских придворных раздели­лись. Бестужев со своими сто­ронниками хотел женить Петра Федоровича на принцессе Саксонской, дочери коро­ля Августа НИ. Обер-гофмаршал Крюммер, Лесток и другие друзья французского посла Щетарди прочили в жены русскому наследнику одну из дочерей французского коро­ля. Но Елизавета отвергла эти варианты и выбрала для своего племянника особу не столь знатную и богатую - принцессу Ан­гальт-Цербстскую, родившуюся в 1729 г. и нареченную в честь бабушек Софией Августой Фре­дерикой. А родители называли ее просто Фикс. Ее мать Иоганна Елизавета Голштин-Готторп­ская в 1727 г. 15-летней деви­цей была выдана за 42-летнего генерал-майора Христиана Августа Ангальт-Цербстского. Он был командиром 8-го Ангальт-Цербстского полка в городе Штеттине (Помера- ния). Летом 1742 г. Фридрих 2 назначил его губернатором Штеттина и пожаловал чи­ном генерал-лейтенанта. Не­сколько позже Христиан стал герцогом и соправителем Цербста. Первого января 1744 г. герцогиня Иоганна Елизавета Фанте получили письмо из Петербурга. Оно было адресовано им Крюммером от имени императрицы Елизаветы I, содержало ее высо­чайшее приглашение приехать в Рос­сию. Сватовство русского двора имело для Пруссии важное юридическое значение, поэтому ее посол в Петербурге Лардефельд своевременно информировал своего короля о намерениях Елизаветы. Фридрих 2 приветствовал, ко­нечно, предстоящий брак Фикс с наследником русского престола, надеясь в будущем в лице “молодого двора” иметь свою агентуру в Петербурге. Он пожелал лично побеседовать с невестой, пригласил ее с матерью в Берлин на приватный обед, во время которого убедился, что 15-летняя Фикс заметно умнее своей матери.

После свидания с королем герцогиня с дочерью под именем графини Рейнбек отправилась в далекую, зане­сенную снегом Россию; 5 февраля они добрались до Митавы (Елгавы), потом на их пути были Рига, Петербург, и наконец вечером 9 февраля они прибыли в Москву в Анненгоф­ский дворец *, в котором в те дни временно нахо­дился двор Елизаветы. С этого вечера и нача­лась новая страница в жизни до того мало кому известной девицы Фикс из немецкого города Штеттина.

В противоположность своему будущему супругу Фикс с первых же дней пребывания в России с завидной настой­чивостью и редким прилежанием взялась за изучение русского языка и рус­ских обычаев. С помощью адъюнкта и переводчика Академии наук Василия Ададурова она очень быстро добилась заметных успехов. Уже в конце июня в церкви во время своего обраще­ния в православную веру она четко произнесла свое исповедание на чистом русском языке. Чем очень удивила всех присутствующих. Императрица даже прослезилась. Другая задача, которую вполне сознательно решала в то время юная немка, состоя­ла в том, чтобы понравиться и вели­кому князю Петру Федоровичу, и императрице Елизавете, и всем русским людям.

Позже Екатерина II вспоминала: “...поистине я ничем не пренебрегала, чтобы достичь этого: угодливости покорность, уважение, желание нравиться, желание посту­пать как следует, искрен­няя привязанность, все с моей стороны постоянно к тому было употребляемо с ГМ4 по 1761 г.”.

Приняв православие 28 июня ША г., Фике на другой день была обручена с великим князем Петром Федорови­чем. После этого она получила титул великой княгини и новое имя - Екате­рина Алексеевна.

В декабре 1741 г. по дороге из Москвы в Петербург Петр Федорович заболел оспой и пролежал тяжелобольным в Хотилове до февраля. Оспа обезобразила его лицо. Он заметно вырос, но ин­теллект его оставался на прежнем уровне, да и ребяческие забавы тоже.

Наконец наступил самый важный для Екатерины Алек­сеевны день - день свадьбы ее с Пет­ром Федоровичем. Она состоялась 21 августа в столице. По русскому обы­чаю было все: и богатый наряд невесты с драгоценными украшениями, и торжественная служба в Казанской цер­кви, и парадный обед в галерее Зимнего дворца, и роскош­ный бал.

Замужество Екатерины мало назвать неудачным или несчастливым - оно было для нее, как для женщины, унизительным и оскорбительным. В первую брачную ночь, Петр уклонился от супружеских обязанностей, последую­щие были такими же. Позже Екатерина свидетельствовала: “...и в этом положении дело оставалось в течение девяти лет без малейшего изменения”.

До свадьбы Екатерина на что-то еще надеялась. О своем отношении к Петру-жениху она пи­сала: “...не могу сказать, чтобы он мне нравился или не нравился; я умела только повиноваться. Дело матери было выдать меня замуж. Но, но правде, я думаю, что русская корона больше мне нрави­лась, нежели его особа. Ему было тогда 16 лет... он говорил со мной об игрушках и солда­тах, которыми был занят с утра до вечера. Я слушала его из вежливости и в угоду ему... но нико­гда мы не говорили между собою на языке любви: не мне было начинать этот разговор...”

Отношения между молодыми супругами не сложились. Екатерина поняла окончательно, что ее муж всегда будет для нее чужим человеком. И думала она о нем теперь уже по-другому: “...у меня явилась жестокая для него мысль в самые первые дни моего замужества. Я сказала себе: если ты полюбишь этого человека, ты будешь несчастнейшим созданием на земле... этот человек на тебя почти не смот­рит, он говорит только о куклах и обращает больше внимания на всякую другую женщину, чем на тебя; ты слишком горда, чтобы поднять шум из-за этого, следова­тельно... думайте о самой себе, сударыня”

Не каждая женщина в этой затхлой атмосфере при­дворных интриг могла подняться выше ок­ружающем ее среды, всегда вести себя внешне достойно и думать только о самой себе, о той пока совершенно неясной перспективе, которая ожидала ее в будущем. И только сочетание неза­у­рядного ума, не по годам сильной воли, немалой храбрости и, конечно, хитрости, лицемерия, неограниченного често­любия и тщеславия помогло Екатерине в течение 18 лет вести скрытую борьбу за свое место при русском дворе и добиться, в конце концов, вожделенной короны импе­ратри­цы.

После свадьбы мать Екатерины Алексеевны отбыла из России, и та осталась среди русских совершенно одинокой. Но это не огорчало ее, они с матерью никогда не были ду­ховно близкими людьми. В довершение мать необдуманны­ми поступками только мешала своей дочери поддер­живать незапятнанным доброе имя при дворе. Более всего Екате­рина Алексеевна добивалась расположения императрицы. Несмотря на все старания великой княгини всегда и во всем ей нравиться, отношения между ними были неровными, далеко не дружественными, а порой даже напряженными. Правда, Елизавета не скупилась на подарки. Перед обруче­нием Екатерина Алексеевна получила ожерелье стоимо­стью 150 тыс. руб. На мелкие расходы ей было назначено содержание в 30 тыс. руб.

Императрица очень скоро поняла, что поторопилась с объявлением Петра Федоровича на­следником престола. Поведение бездарного племянника часто раздражало ее. Не зная, как выйти из этого несуразного положения, она не­вольно свое недовольство наследником престола переноси­ла на его жену. Ее обвиняли в равнодушии к мужу, в том, что она не может или не же­лает по-хорошему повлиять на него, увлечь его своими женскими прелестями. Наконец, импе­ратрица требовала от молодых наследника. А его пока не предвиделось.

Не следует забывать, что жизнь “молодого двора” протекала на глазах слуг, которых назна­чала сама Елизаве­та. К великой княгине, в частности, в 1746 г. в качестве ее обер-гофмейсте­рины была приставлена особо преданная императрице статс-дама Мария Семеновна Чоглокова. Эта злая и капризная женщина, по словам Екатерины, шпиони­ла за ней и обо всем докладывала Елизавете. У Петра Федоровича гофмаршала Крюммера императрица тоже за­менила князем Ва­силием Аникитичем Репниным, а потом, в 1747 г.,- камергером Николаем Наумовичем Чоглоко­вым, мужем Марии Семеновны. В силу своей ограниченно­сти чета Чоглоковых не могла способ­ствовать сближению великой княгини с императрицей, напротив, вносила в их отношения из­лишнюю настороженность и недоверие. И по-видимому, у Екатерины Алексеевны были основа­ния писать: “...мне казалось, что она (Елизавета .Дег.) всегда была мною недовольна, так как бывало очень ред­ко, что она делала мне честь вступать в разговор; впро­чем, хоть и жили мы в одном доме, и наши покои соприкаса­лись как в Зимнем, так и в Летнем дворце, но мы не видели ее по целым месяцам, а часто и более. Мы не смели без зова явиться в ее покои, а нас почти ни­когда не звали. Нас часто бранили от имени Её Величества за такие пустяки, относи­тельно ко­торых нельзя было и подозревать, что они могут рассердить императрицу. Она для этого посы­лала к нам не одних Чоглоковых, но часто бывало, что она гоняла к нам горничную, выездного или кого-нибудь в этом роде пере­дать нам не только чрезвычайно неприятные вещи, но даже резкости, равносильные грубейшим оскорблениям. В то же время невозможно было быть более осторожной, нежели я была в глубине души, чтобы не нарушить должное Её Величеству почте­ние и послушание” *.

В свои 18 лет Екатерина развилась в красивую и физи­чески крепкую женщину. Лесть мно­гих окружающих начала приятно кружить ей голову. Чтобы дать выход молодой энергии, она много времени проводила на охоте, каталась на лодке и лихо ездила верхом на лошади. Для нее не составляло особого труда целый день провести в седле, при этом она одинаково красиво и крепко сидела в нем и по-английски *(как подобает знатной аристократке), и по-татарски (как принято у настоящих кавалеристов). Орга­низм ее хорошо привык к климату Петербурга, и вся она излучала теперь здоровье и женское достоинство, глубоко скрывая при этом свое оскорб­ленное самолюбие и свои тайные помыслы.

А великий князь продолжал играть в куклы и занимать­ся с отрядом голштинских солдат, ко­торых он специально вызвал в Россию, чем восстановил против себя всех рус­ских. Этих гол­штинцев в прусской форме он разместил в Ораниенбауме специальным лагерем, где часто про­падал сам, без конца и особой надобности производя построения и развод караулов. Семейная жизнь по-прежнему мало интересовала его. И потому французский атташе граф д'Аллион док­ладывал в Версаль: “Великий князь все еще никак не может доказать супруге, что он является мужчи­ной”.

 Елизавете Петровне надоело ждать, когда великий князь станет дееспособным мужем, и она нашла возмож­ным решить проблему наследника без его участия. В этих целях ко двору великой княгини были приставлены два молодых человека - Сергей Салтыков и Лев Нарышкин. Салты­кову было26 лет, он уже два года состоял в законном браке с одной из придворных фрейлин. По словам Екатери­ны Алексеевны, “он был прекрасен, как день, и, конечно, никто не мог с ним сравняться... при дворе. У него, не было недостатка ни в уме, ни в том складе познаний, манер и приемов, какой дают большой свет и двор... вообще и по рождению, и по многим другим качест­вам это был кавалер выдающийся; свои недостатки он умел скрывать; самыми большими из них были склонность к интриге и отсутствие строгих правил...”. Позже Екатерина Алексеевна не столь восторженно отзывалась о своем фаворите. Но тогда не­достатки Салтыкова, в частности “отсутствие строгих правил”, сиречь его слабость к прекрасному полу, “еще не развернулись на ее глазах”. Лев Нарышкин был в моло­дой компании всего лишь добрым и веселые балагуром. В задуманной “операции” ему отводилась роль прикры­тия.

После пасхи 1752 г. Сергей Салтыков начал упорно добиваться у великой княгини особого к себе внимания. На первых порах Екатерина Алексеевна чувствовала себя не совсем уверенно. Ей, безусловно, нравился этот настойчи­вый поклонник, однако она не могла не бояться гнева импе­ратрицы. Очень скоро ее выручила Чоглокова. Не стесняясь, эта всегда строгая и безупречная дама откро­венно заявила Екатерине, что “в интересах престолонасле­дия” ей дозволено выбирать для себя любого из при­ставленных кавалеров. Бывшая девица Фикс не стала задавать глупых во­просов. Она сразу поняла, чего от нее ждут, и с открытым сердцем пошла навстречу своей пер­вой любви.

Двор Елизаветы в очередной раз переезжал из Пе­тербурга в Москву 14 декабря 1752 г. В свите императрицы вместе с великим князем находилась и Екатерина Алексе­евна. Потом она вспоминала, что отправилась в путь “с кое-какими легкими признаками беременности”, что “ехали быстро и днем и ночью” и что “на последней станции эти признаки исчезли при сильных резях”. Это был ее первый выкидыш.

В начале 1753 г. в Москву приехал Сергей Салтыков. Теперь он уже реже встречался со своей возлюбленной и в оправдание жаловался ей, что у него много врагов, имея при этом в виду сто­ронников канцлера Бестужева. Тогда Екатерина Алексеевна решила, что их любовь не утратит своих прелестей, если к ней добавить еще и политику. С этой целью через одного из придворных чиновников она обратилась к Бестужеву с просьбой считать ее в числе его верных союзников.

До этого отношения между великой княгиней и канцле­ром были недружественными. По­следний испытывал враж­дебные чувства к Петру Федоровичу и заодно переносил свою непри­язнь на его супругу. Екатерина Алексеевна тоже считала Бестужева главным виновником всех непри­ятностей и затруднений, которые ей приходилось встречать при дворе. Однако со време­нем обе стороны поняли, что она обоюдно заинтересованы в дружбе. Проницательный Бестужев давно заметил, насколько осторожно и умно ведет себя великая княгиня в ее непростых взаимо­отношениях с мужем и императрицей. Поэтому он охотно принял ее предложение, и скоро дей­ствительно они стали союзни­ками.

После этого встречи молодых влюбленных продолжа­лись. Но великой княгине опять не по­везло. Летом 1753 г. во время пребывания двора в Москве она много танцевала на именинах мужа, в результате произошел второй выкидыш. Разумеется, это не могло понравиться императ­рице. Поэтому, когда следующей весной Елизавете сообщили о новой беременности великой княгини, она посадила ее на карантин.

Екатерина Алексеевна родила 20 сентября 1754 г. сына. Его назвали Павлом и навсегда за­брали от матери в покои императрицы. На шестой день младенца окрестили, а вели­кая княгиня была высочайше удостоена вознаграждения в 100 тыс. руб. Интересно, что сначала Петр Федо­рович не был отмечен вниманием императрицы, поскольку в дей­ствительности не имел ника­кого отношения к рождению ребенка. Однако это ставило его в смешное положение при дворе и давало ему формальный повод высказать свое резкое неудовольствие. Елизавета очень скоро по­няла свою ошибку и задним числом приказала выдать племяннику тоже 100 тыс. руб. Что каса­ется Сергея Салтыкова, дей­ствительного отца новорожденного, то его присутствие при дворе стало не только излишним, но и весьма нежелатель­ным. Поэтому через 17 дней после появления на свет младенца его послали сначала в Швецию, а потом в Дрез­ден, где он проводил время в обществе представительниц прекрасного пола, не делая из своих похождений секрета для окру­жающих.

Младенца Павла показали матери только через 15 дней после рождения. Потом императрица снова забрала его в свои апартаменты, где лично заботилась о нем и где, по словам Екатерины, “вокруг него было множество старых дамушек, которые бестолковым уходом, вовсе лишенным здравого смысла, приносили ему несравненно больше телесных и нравственных страданий, не­жели пользы”. А са­ла княгиня, благополучно разрешившаяся от бремени, Жила теперь оставлена в одиночестве, без какого-либо участия и внимания. Ей нездоровилось, она “не могла и не хо­тела никого видеть, потому что была в горе”. И очень много читала.

Чтение было одним из любимых занятий Екатерины Алексеевны - она всегда имела при себе книгу. Сначала ее забавляли легкие романы, но очень скоро она принялась за серьезную литера­туру, И если верить ее “Запискам”, у нее хватило ума и терпения одолеть девяти томную “Исто­рию Германии”. Kappa и многотомный “Словарь Бейля”, “Жизнь знаменитых мужей” Плутарха и “Жизнь Цицеро­на”, “Письма госпожи де Севилье” и “Анналы Тацита”, произведения Пла­тона, Монтескьё и Вольтера. Историк С. Ф. Платонов, в частности, писал о ней: “Степень её теоретического развития и образования напоминает нам силу практического развития Петра Великого. И оба они были самоучками”.

Только в феврале 1755 г. Екатерина Алексеевна преодо­лела свою ипохондрию и впервые по­сле родов появилась в обществе. Петр Федорович к этому времени совсем пере­стал замечать свою жену. Он возмужал и начал ухаживать за женщинами, проявляя при этом довольно стран­ный вкус: ему больше нравились некрасивые и недалекие по своему развитию девицы. Сначала он увлекся принцессой Курляндской, родной дочерью ссыльного Бирона. Некраси­вая, малень­кого роста и слегка горбатая, эта девица поссорилась с родителями, сбежала от них из Яро­славля, приняла православную веру и с разрешения императрицы жила при русском дворе. Ве­ликому князю импонировало в ней немецкое происхождение и знание немецкого языка. Однако принцесса оказалась умнее своего царственного поклонника и, не согласившись стать его лю­бовницей, позже вышла замуж за барона Александра Ивановича Черкасова. Тогда Петр Федоро­вич обратил свое высокое внимание на Елизавету Воронцову. Девица Елизавета Романовна при­ходилась племянницей вице-канцлеру М. И. Воронцову. В1749 г. в возрасте 11 лет ее опреде­лили фрейлиной к Екатерине Алексеевне. Иностранцы писали о ней, что “она ругалась как сол­дат, косила глазами, дурно пахла и плевалась при разговоре”. Летом 1755 г. в Петербург прибыл английский посланник Генбюри Вильяме. В его свите находился 23-летний граф Станислав По­нятовский, человек с красивой внешностью и поверхностным образованием, уже доста­точно испорченный великосветской жизнью Парижа, где он веселился с 1753 г. Отец его, между про­чим, в молодости служил в войсках австрийского принца Евгения. Поддер­живал шведского ко­роля Карла XII, состоял потом у него адъютантом, участвовал в Полтавской битве и вместе с Кар­лам XII бежал в Турцию, где отстаивал интересы шведов и способствовал объявлению тур­ками войны против Рос­сии. Сын унаследовал от отца многие худшие черты его характера - бес­принципность в политике, распущенность в повседневной жизни и жажду легких наслаждений.

Очень скоро Понятовский близко сошелся со Львом Нарышкиным. А тот в начале 1756 г. свел его с Екатериной Алексеевной. Так начался новый увлекательный роман великой княгини. И 9 декабря 1758 г. Екатерина Алексе­евна разрешилась вторым ребенком. Девочку в честь ба­бушки назвали Анной. И снова императрица забрала младенца от матери в свои покои. Среди своих прибли­женных Петр Федорович сделал по этому поводу заявле­ние. “Бог знает, сказал, он откуда моя жена берет свою беременность, я не слишком-то знаю, мой ли это ребенок и должен ли я его принять на свой счет”. Однако, когда Елизавета по случаю рождения девочки приказала своему Кабинету выдать ее родителям по 60 тыс. руб., он с боль­шим удовлетворением принял эту награду.

После падения Бестужева отношения между импе­ратрицей и Екатериной Алексеевной дос­тигли наибольше­го напряжения. Вместо Чоглоковых к “молодому двору” был приставлен не кто-нибудь, а сам шеф Тайной канцеля­рии Александр Шувалов со своей женой. Великой кня­гине, лишенной после родов какого-либо внимания, ставили в вину не только ее недоброжела­тельное отношение к свое­му супругу, но и нелицеприятную дружбу с Бестужевым.

В последние дни масленой недели 1759 г. между супругами возникла очередная ссора. При этом Петр Федо­рович, уже открыто объявивший Елизавету Воронцову хозяйкой на своей поло­вине, стал разговаривать с женой тоном приказа. К тому же среди придворных уже поползли слухи о том, что скоро Воронцова станет женой великого князя, а великую княгиню отправят в монастырь.

Екатерина Алексеевна, трезво оценив обстановку, напи­сала императрице вежливое, но дос­таточно смелое письмо. В нем она благодарила Елизавету за все ее милости, при­знавала себя несчастной в том, что не сумела угодить великому князю и императрице, и просила поэтому от­пу­стить ее обратно домой. Необходимость своего отъезда она мотивировала весьма вескими ар­гументами: она совсем не нужна великому князю; поскольку у нее забрали ее детей и воспита­ние их находится в более надежных руках, ее отъезд не отразится на их дальнейшей судьбе; она больше не в силах оставаться в той нездоровой обстановке, которая сложилась вокруг нее при дворе; ее отъезд успокоит всех ее недоброжелателей и освободит императрицу от лишних не­приятностей.

Разумеется, Екатерина Алексеевна не была столь на­ивна, чтобы действительно стремиться к выезду из России. Она хорошо знала, что Елизавета уже давно не может выносить своего пле­мянника и что она никогда не решится на расторжение его брака ради глупой девицы Воронцо­вой. Этим хорошо рассчитанным актом великая княгиня надея­лась упрочить свое положение при дворе. И это ей вполне удалось.

Разговор Елизаветы с Екатериной Алексеевной про­исходил в третьем часу ночи в присутст­вии Петра Федоро­вича и Александра Шувалова. Иван Шувалов тоже нахо­дился в это время в по­коях императрицы за ширмой. Сначала Елизавета вела себя очень строго - в голосе ее звучали гнев и нетерпение. Но учтивые и в то же время довольно смелые и точные ответы собеседницы постепенно обезоружили ее. Неприятный разговор между женщинами закончился растроган­ными слезами. Потом великой княги­не передали слова Елизаветы, сказанные ею своим близким о невестке: “Она любит правду и справедливость; это очень умная женщина, но мой племянник - дурак”.

К концу царствования Елизаветы Петровны ее пле­мянник окончательно потерял уважение многих окружаю­щих и возбудил к себе острое недовольство большинства русских. Напротив, Екатерину Алексеевну стали уважать даже ее противники. Вокруг нее образовался многочислен­ный круг приверженцев из русских, среди которых были не только гвардейские офицеры и дво­ряне средней руки, но и влиятельные вельможи, стоявшие близко к императрице.

Сама Елизавета понимала свою ошибку с назначением преемника трона, но она упустила время и теперь, когда ее здоровье было серьезно подорвано, так и не смогла решить по-другому проблему престолонаследия. Когда 25 декабря 1761 г. она скончалась в возрасте 52 лет, Петр Федорович был провозглашен русским императором (1761-1762).


Список используемой литературы:

1)    Заичкин И. А., Почкаев И.Н. – Русская история I и II книги.

2)    С. Ф. Платонов "Лекции по русской истории".

3)    Журнал "Родина" номер 1 за 1993год.



No Image
No Image No Image No Image


No Image
Все права защищены © 2010
No Image